По небу летел самолет. Но было ли небо? Небо — это то, что сверху земли, а если земля куда-то исчезла… провалилась… растворилась на хрен… Зато осталось то, что сверху, также с облаками, также с голубизной, но разве это небо, нету внизу земли, да и людей тоже нету?
Старший штурман Басов сохранял свою хладнокровность и не думал напрасно о тех людях и землях, что были, но вдруг растаяли, как будто мыльная пена на ляжке его любовницы — стюардессы Веры. Гораздо серьезней было то, что бензин уже находился на исходе, а экстренный бензозаправщик на связь не выходил. «Ёбаные чурки!» — Басов в ярости хватил кулаком по пластмассе клавиатуры: «Они там только и думают, что хуёй база, сука. Извини, Вера, что я заругался», — Сергей заметно покраснел.
— Ну, Басов, что будем делать? — это сказал Виктор Борисович, — думаю я, что бензина нам хватит ненадолго. Что думаешь?
Басов посмотрел на мужественное лицо командира их экипажа. В этих светлых голубых глазах, прямых скулах, прямом греческом носе и выгоревших под знойным солнцем русых волосах, застыло все его сила и отвага.
— Виктор Борисович, я думаю, что надо что-то делать, иначе нельзя.
Они думали — думали вместе — два сильных мужика, что могли бы работать на заводе среди стали, или высаживаться на северном полюсе, но вместо этого они перевозили по воздуху людей и грузы. И неизвестно, что было яростней: потоки воздуха, вздымавшие, словно щепку, стальную обшивку лайнера, или безудержное движение извилин мозга в головах летчиков, думавших о том, как не произошла бы катастрофа.
— Виктор Борисович, я думаю, что нужно мне пойти в бензобак и посмотреть на месте, что там можно сделать.
— Правильно, Сергей. Молодец, — Виктор Борисович улыбнулся, радуясь тому, что в его экипаже есть такой смелый парень.
Остальные члены экипажа, несмотря на то, что молча сидели на разных местах, каждый занимался своим делом. Надежда еще не покинула радиста Аристарха Минакиса, он беспрестанно пытался связаться с центром. Стюардесса Наташа варила кофе и успокаивала пассажиров. Ее тележка монотонно сновала между рядов, позвякивали ложки в стаканах, успокаивая ничего не подозревающую публику.
Басов шел молча обходным коридором: сейчас ему не очень хотелось видеть чьи-то глаза, смотрящие ему в лицо, ведь это могли быть последние минуты его жизни: никто не мог предугадать, что произойдет в бензобаке, да и что там случилось.
* * *
Басов подпрыгнул и отворил на лету люк, ведущий в бензопровод. Он был пуст. «Одно из двух: или… или…». Подпрыгнув, Сергей ухватился за проем и повис на руках. Он подтянулся и вскарабкался вовнутрь. Бензином здесь не пахло.
Басов лез вперед. «Значит, пробки нету. Что же тогда?» Ответ ждал впереди.
To Be Continion
Самолет, подгоняемый стремительным ветром, несся, словно пуля, вперед. Раскинув широко стальные крылья, он даже не подозревал, что за опасность таится; а внутри, преодолевая усилия, полз человек, стараясь спасти, быть может, даже ценой собственной жизни.
Бензобак был пуст. Луч фонаря скользнул по металлической обшивке, расходясь радужным рисунком по тонкой бензиновой пленке.
— Виктор Борисович, бензобак пуст, — сказал Басов, поднеся рацию к своим тонким губам.
Шипение прервалось и на том конце раздался голос.
— Сергей, нужно что-нибудь делать. Думай, Сергей!
Выход оставался один: тянуть время, хотя бы недолго — но чтобы можно еще подумать — самолет должен лететь.
Басов стоял посреди огромной пустой емкости совсем один. Поэтому было скучно.
Сергей сделал несколько шагов вперед и встал перед выпуклой в другую сторону стенкой. Он знал, что ему делать.
Пассажиры удовлетворенно отбрасывались на мягкие спинки кресел, потягивали из чашечек кофе и читали статьи в газете. В это время Сергей Басов совершал обыкновенный подвиг.
Его большие мозолистые руки сгребали тоненькую пленку бензина и гнали ее к горловине, ведущей в мотор. На пустое место сверху спускался снова бензин и Басов снова гнал его. Снова и снова. На его руках лопнули уже мозоли и сквозь них сочилась кровь. А на лбу выступил пот и капал вниз. Бензин с потом и с кровью наконец-то подступил к глохнущему сердцу-мотору и самолет заработал вновь.
Небо гудит, словно глохнущий барабан. Завеса туч непронзимого свинцового цвета, словно одна только она существует, и нет ничего кроме нее; ни туч, ни даже солнца. А есть еще молнии и сквозь толстую пелену слышатся глухо раскаты грома.
Басов сидел на металлическом и свесил с коленей ладони. С них понемногу капала кровь. Его взгляд смотрел в темноту. Стенки бензобака были абсолютно сухи и чисты. Но рассиживаться было нельзя: нужно было идти.
Обратный путь был хотя таким же, но тяжёл: в спине глухо отдавалась боль, в висках стучало, а глаза стали красными. Ещё — хотелось курить. Сергей посмотрел на часы: в таком положении самолет не мог продержаться долго.
Басов распахнул дверь и ввалился в кабину: наконец-то его одиночество кончилось. Все не изменилось по-прежнему: всякий занимал свое место и делал свое нужное дело. Вот только взгляд Виктора Борисовича сделался другим: будто он, словно родной брат после долгой разлуки, был видеть рад своего родного брата, вернувшегося из далеких стран к себе на родину. Еще минута и он бы обнял Серегу, но лишь сделал шаг вперед.
— Молодец, Сергей Никифорович. Молодец…
Наступила тишина. Молчание было вместо всех красноречивых слов. Конечно, нельзя было надеяться на то, что бензина хватит на долгое время, но и думать, что старания Басова были напрасны — было бы неправильно.
Ветер подхватил под оба крыла самолет и нес его вперед, еще пока что, но уже это было ненадежно; новый и новый порыв был как дарование неба, но в любую минуту штиль мог бы прекратить это. Что было бы тогда, Басов и Виктор Борисович думать не хотели, ведь и так было ясно.
Пассажиров было мало. Но и среди них было несколько стариков с противными ротами; наверное, бывшие фашисты. О молодых людях и говорить нечего. Синева сумерек за иллюминатором отражалась в их глазах. А больше там ничего не было.
Мотор, молотивший внутри самолета, и ветер снаружи и все эти извилины, сокрытые широкой скорлупой черепа: оно ВСЁ пребывало в непостижимом движении, вдалеке от мира и спокойствия, потому что это-то и была ЖИЗНЬ.
— Басов, не хочу тебя огорчать, чтобы твои старания не были напрасными, но бензина уже хватит не надолго. Бля. Сергей Никифорович, у меня есть задумка. Интересно, совпадает ли она с твоей?
— Не знаю, Виктор Борисович, но что тут остаётся: из топлива остались только сиденья в салоне, да багаж еще и пассажиры, но их мало…
— Ничего: как-нибудь дотянем. Правильно, Сергей. Басов, Виктор Борисович, Минакис, я, Баранников пошли в салон.
Да, самолет будет лететь. Сколько? Еще неизвестно, так как и все другое, но конец будет, а нет — навряд ли. Все имеет свое продолжение, а пока: самолет летит. И ветер дует ему в нос, а иногда — в хвост: кто поймет этот ветер? А рядом было и солнце.
В кабине пахло жареным мясом и паленым дерматином, так же, как и в салоне. От этого запаха хотелось есть, то есть — пришел и аппетит. Все члены экипажа сидели по своим местам и немного устали.
— Верочка, а не заморить ли нам червячка? — Виктор Борисович улыбнулся и прищурил свои глаза.
Через время в кабину вошла Вера, толкая перед собой тележку. С напитками и бутербродами.