Я увидел шар яркого бульона, объятый ослепительным пламенем и движущийся прямо по полю моего зрения. Когда шар горящего бульона пересек точку моего зрения, я стал видеть подробности.
Представить себе половину ярко освещенной сферы несложно, особенно, если висишь где-то высоко над ней. Поперек всего шара, по его экватору, растянулась линия. Опускаясь ниже, становится лучше видно: линия состоит из одинаковых белесых фигур людей, стоящих на коленях. Еще ниже: они берут из-под своих ног куски почвы, похожие на простые фигуры, и поедают их. Эти куски исторгаются из земли прямо перед ними — процесс образования пищи, однородной в своей съедобной сути. Люди едят непрерывно, не отвлекаясь и не оборачиваясь; пища отпочковывается равномерно и постоянно. Картина залита оранжево-желтым цветом.
Поднимаясь вверх (фигурки превращаются в точки, точки сливаются в линию экватора), двигаясь за горизонт шара, погружаешься в темень, в тень. И во мраке, вновь снижаясь над поверхностью, отчетливо видишь ту же белесую тускло светящуюся линию экватора. Люди так же неподвижно сидят на корточках; они тужатся, из них выходят экскременты. Фекалии тотчас поглощаются землей под их ногами. Поднявшись снова, становится видна картина: легкая кривизна белесой цепочки людей является абрисом гигантского рта, изогнутого по всей темной стороне сферы. Чудится огромное лицо сферы: ямы глаз, провал носа и этот чудовищный рот, тысячей мелких подвижных кратеров всасывающий потоки экскрементов.
Скоро сменятся сутки, день станет ночью, ночь станет днем. Рты и анусы поменяются суточными местами в неукротимом движении по орбите жизни.
Мы находимся в этой сфере, у нас есть эти данности. Можно опустится на самую поверхность, все равно — на свету ли, в тени, и увидеть, что один из сидящих — твой сосед, которого ты знаешь с рождения, а рядом с ним вдруг обнаружить человека с твоими чертами лица и тела. Изменить здесь ничего невозможно. Ночь сменяет день. День сменяет ночь.
Я медленно стал отдаляться от тел на поверхности, когда часть из них начала озаряться светом, а другая половина погружаться во мрак. Бульонный шар, пылая, двинулся прочь от моей точки зрения, покинул поле моего зрения и скрылся в растворяющей безбрежной самости, не названной и не познанной никем, даже ей самой.
… В этом месте Лев Натанович выключил толстый гидравлический насос с надписью на корпусе «А-1».