Открытое письмо писателям Украины

Уважаемые мои егоры! Сквозь шамканье вельмиречивых уст, ублажающих любые иные потуги, доносится мне ушным компрессом беспробудная ваша карусель криков души. За первые такие слова в мире и я бы склонился и ударил. Судите сами.

Коли и неграм так приятно ложатся в голову всего наши позвольные степи, и избавительныя силы не постоянно, но все-таки ломятся и от хлебопашен, и от ссылания на клейковины истории, так почему б и нет; и рассудительная нежность, и с ней вынужденно объединенный стыд — какое там стыд! — совесть, конкретнее которой только пьяные нищенки и могут быть, да еще молодежь естественная. Все родно, рекомендую.

А ультиматно, братья, поцитировав Набокова «Другими Берегами» «я рано понял то, что так хорошо поняла моя мать в отношении подберезовиков: что в таких случаях надо быть одному» совершенно опрометчиво. Ведь стоило подсмотреть, как под надрывную муть из рыжей пианолы (это образ «Громады», Рады и Сковороды) малокритические читатели со снисходитеьностью колли, тупо уставившейся на своего хозяина, отвратили взоры и отвергнули регулярную гладь. Ойю, немногие мои егоры, хоть и ценю вас, и буду говорить, что вы были и прочее, а сиротно, знаете так, будто отринул кто корку и щетина на ней, и то. Где же, палычи, остальное — сочное, не без сиропа, адамическое, соляное в отношении частот 3:2 бишь 1,5 чистого строю, верхнее аж донизу, то есть — полное Геть! Сальное-сальное, смекните, где?? Поясню же.

Вот обратите внимание. Взгляните на аккустику. Высотное положенье пары звуков делает себе интервал: от сих до цiх. Доле звук суть одно — основанье, горнее выходит — вершина. Номинальная штучность «от сих до цiх» числом 25 (внимательнея!) называет интервалы всяко-именами, как будто бы Время хапнули, держат и анализируют. Дальше.

Имена, витольды мои внемленные, вам ясен-красен известны:

Унисон, он, как Прима — его ноль;
Секунда какая малая — 1 ступень, и после считайте:
Большая секунда, понятно;
Малая терция, прелестная;
Большая та же;
Чистая кварта, метко;
Увеличенная она же;
Чистая квинта, самое оно же;
Малая секста, ладно;
Большая за нею, однозначно;
Малая септима, ну уж звучно;
Большая следом, так;
Сыне Божию, Октава, мама родная! Без обмана.
Малая нона, коварна рыжуха;
Большая после, посторонись, когда не хам;
Малая децима, и такое бывает;
Большая, пускай;
Чистая ундецима, тут она;
Увеличенная она же — а тут не столь чиста;
Чистая дуодецима, одинока и пушиста;
Малая терцидецима, вот-вот-вот;
Большая зачем — как Очко-21;
Малая квартдецима наша, обещает;
Большая пуще, разумеется;
Ну, Квинтдецима, непременно всё.

Поверьте, корабельные вы сосны, что раз трое звучат, позвякивают, соображаясь — там уже аккорд: сдал — взял. Еще к ним штат подмажут профессионально — все равно аккорд будет, ибо трех вполне достает, чтобы имённый во его с ними издал лестное колебание — и горе, и доле, и сквозь. Сам он звучит, слыхали. Его-то вибр и есть самый устойчивый, но неуловим — и верно прозван тоником. Бодрит и добродетельствует, не так разве? Остальные, — с аккорду — именно тяготеют к его тяге, привязаны путами сердца. И оттягиваются они, как бы там ни решили, строго организованно вкруг милого тоника — тем совершают в Пространстве лад. Не Чехонтэ писал, что Люди райским ад пересделают, когда из себя всё ………повыдавливают наружу? Так и есть, что прав классик. Так вот, эти в аккорде, в ладу уже, могут колебаться фибрами своими тоже — вышее, понизовей, оттого лад у них в нужный тональ попадает. А там — свет в конце несется, добирайся! Ну и в такой обстановке немножечко инфернальной в смысле бытийственных ориентиров, у нас на Украине сложился, как и в большинстве европ, не самый малый выбор по ладам: мажор и, само собою, ну, минор. Князья и граждане, похоже ли таковое полотно на метро? На своем ладу проникаешь в тональ, слева на минор, справа на мажор — всеоба к свету, очевидь, а порознь направленьями. Почему так, демоны мои? Потому что — кольцо. Вполне категорически, но без драконовской конкретности. Так задумано, чтоб веселила мощь, печаль была светла — дальше больше, а купно взятые — беспроблемная экстазность и хармония оне. До мажора тебе охоче — семь станций. Спереди локомотива даже быстрея. Судите мараты выкозеи сами: каждый же охотник жаден застрелить главного сутёвого фазана, так? Отчего эдак, берально мократическия кирюхи? Оттого что — инструмент человек. Трепетный, знаете, и сложный. И нутряно он из седьмицы состряпан на славу, да и за семь инициатив, а вероятно-глянь и с семи утра. И попользуюсь с вами списком вышезадвинутым. Первая станция человекова метро, когда он в ладу — истинно тоника (крут секрет, что та станция — депо, там пятаая, к примеру, остановка — доминанта, это где дерево и сын, и эта нанта лихо на квинту вверха от тоники положена. А, не роняйте-ка челюсти купцы, хармония самая, что и в сыне бабоохочем бурлит стеронами своими? А девки кругом замажорилися и в неге своей древесной (какие-то ракиты, яблоневый цвет, да и флора разом) что ему поют: тон, да тон, да палутон, да тон-тон-тон, ух палутон! что, егоры, известно есть интервалы между стадьями их мажорного ладу. А парень в тоску — куляп! и по-своему, минорит их, страдая немало. Меж ними разница имет место быть: хотя кольцо политена и тонально, но на разных ветках спокон неодинаков порядок размещения полутонов. В миноре вот, глянуть можно, лад таковой, что полутоны разосредоточились промежду второй и третьей, пятой и шестой станциями. Как бы десколь полушланг в итог дают шланг-тональ, что ли. Эх, бляхо-сухо, горы уважаемые е-, в результате таких различий при всей конечной едности, минорный пассажир заводит свой шароман по типу: ох тон-полутон, тон-тон, а-а-полутон-тон-тон. Слышите ли, письменцы-земляке, Есенина надрыв иль Блока чудо-шлаки?? Ет-ит минор, такое дело.

Что ж, няни мои няни, для контрасту привести вам экземпляр далеких наших нежнощеких индусских братьев не будет лишним. Возьмем истых тантристов. Самый ни на есть Восток, выше нет возможности. У них не то, что метрополитство такое же, там иное — суть семейственность в труде глобальная.

У иогов тамошних вся музыка зиждется на интересе раги, то известно и на станции Лозовой. Только наш сын, доминантный, и юные павы, мажорнобёдрые, во дворах Гималайщины самостийные партии имеют; зри-зырь, что у них раги мужичьи, раги мадамного крою, а у сынов, читай «П-утра», и у невесток, эта вещь зовется «Бхарь-джея», — свои виды на тональ. Лад у них сверстан следующий. Всегома намечено шесть человечьих рагов и, естественна, тридцать шесть рагини баб, что при легком прикиде даст по шесть жен на рага, это тож пища для мышлений. У сынов заведено 48 П-утр и ответно им 48 Бхарь-джь в трогательных шароварах. Вышло 138 позиций. Однакая, такой цимус плюс: П-утры — это вибрированья, сделанныя из совокупления тем рагов и рагинь, в любном хармоническом браке, или смесь. Бхарь — эта — джея, она что — она отвечает и соответствует своему П-утре, тоже вполне милодушно, а подчас с личною страстию. тут, господа пан-егоры, сымите бобровыя шапки прочь — любая-попадись рага из 138-и, и в ея директории мы встретим ерархобукет. Слыхали про такое:

Мух-я — это вождь, а в частном коленкоре — ключевая нота;
Ва-ди — король ведь, ему нота — основная;
Сам-Вади — министр, верно — подчиненная;
Ану-Вади — слуга, это, если честно, нота созвучная;
Ви-Вади — враг, чуется, что тоже король — диссонансная нота его;

Йойю, кто смекнул! По знатной ноте на каждую стихию, не выключая ефира; это повергает во впечатленье, скажу. Ну-у, ценят они паскали, давящие им в перепонки — секите, тонколирые мои единенцы, где Традиция не зарыта. Уже и в «Танцоре Диско» с мелодийным транс-понированьем небось такой же верняк. Помянем, что и двухсерийность не от муфты-балды. Отступлю от санскритцев ненадолго.

Стало быть, интервалы форменно дают повод нам, слышьте, деятелям урбанистических культов на тревожном торсе Неньки, учуять Пульс ейный, выщупать и взять его ритму, ну и, полагаю, приложить ее к нашей ритме, дабы красиво срезонировала — такой резон.

У вас, чудные представители теорий эволюции, при этом не должно нигде заедать, а попротив, как три тополя на Плющихе зело стоять потребно, блистая и гордясь. Сказал же как-то-вот один софийский суфий: «Дружба и вражда суть созвучия и диссонансы», а погодя додал: «Хармония человека и его маята от симпатий до антипатий подобны Эф-Эктам^* консонансных и диссонансных интервалов в музыке».

Главнодело — модель подвижная, индикатор — настроенье, либо та-иная эмоция: в пылком ближневосточном сердце поэта, да и математика тон перетекает в палутон, а у навылет минорного бруклинца Пьедро горе кромешит из его нестроёного тона оскулки микратонов. Вон Рама-кришна, на что отъявленым слыл экстатиком, а рассказывал вампирам-ученичкам, как на духу, что, мола, у Абсолюта солидный саунд и там бас-палутон (с ихних хинди перекладывается как «падтон»), ни в жизнь не стихающий. На Земле же он впрятан в снопы прочих вибр. И в метро сем, на любой станции, в каждом вагоне, и в вас позврослевшие вовремя амбассадоры, уже вы хоть ГТО посымайте с глазвон.

Ну, а чего, думаете инструмент наш паче пятнашки сложен? Покамест возле карусель от 2 до 8 Герций вовсю модулится, у человека аннутри ходят его охотнички по всем этажам и завладеть сутёвым фазаном мечтают. А птах данный, что же, есть в тех местах — сидит, что называется до последнего, сатириконы дорогие, звонка. И в который он, дичь редкого замеса, нагвальности играет — поди охотничек пойми. Стоит же попасть с его темой в унисон — как говорил-де одноименный Боткин: «комментарии излишны».

Что коснулось метро-тональности, то несхожий порядок размещенья палутонов в Украинских мижорных и манорных ладах — то хрустальный намек на хармонию разниц, пополняющих хошь-за-хошь друга дружку, потому в кольце не суть перевес, куда ехать, ибо — попадёшь, есть же оно бублик.

Закруглим, аватары, сымайтесь с мест, открытое письмо. Читатели вам, признайтесь, не стукают дрынами в сердце, не орут под фасадом, — хуль вы намордники свои на доверчивых прочих цепите, — в переносном, ясно, замысле.

Ан потому, яги от бумаги, к вам я с открыткой празднеств души и духа; она кафтан, пригибающий к земле, дабы вам распозналась гравитация взаимоотвяза плюс к тому пинок оттяга. Вы, текстуши, везуче грамотны, а кое-которые ваши легко чаруют дажей букинистов ядлых. Оттогось и я к вашему нарету опозновательно минируюсь. Знаком макар? Уже не Икар.

С вами, чело-паркет уважаемый, буду теперь как с ситцевыми друзьями, идет? Колбасьте свой тоник ибо последняя настройка, амплитудам вашиным шанс. Глагольте и ко мне без уговорок, как испрошу вас. Ну кто из именных — самый? Переберу неспроста кого не забыл: может Анри Волхонскай нас впечатлевает, ну? Да сух он, бореи мои, как сверхаспирант, одолеть ему еще минимум — свой чопор.

Сашу Соколова ложим козырем. Да уж будет с меня возни, вы-то, развитые, знаететь. Есть у него подкрад свой ершистый, только потому его здесь и вдел. Дарится его свобода, а не остаетця надолго. Не умаляя — для старперов детальных.

А. Дмитриев, похоже перехожий, годы могут уже и сторониться резонанса, улезет куда вглубь. Честно — не знаем и мало чаем.

Ить В. Ерофеев, обложечно выявляется насквозь, старательный, но есть такое могут одне его подруги. Ну, лишь бы на руку чист, — и тут лета.

О. Дарк — сочтете? Чудилось поперве пункер невский, оказался сиринист дотошный. Ни звука тебе о микратонах, сплошной газетой мокрая селедка, бураны вы евровосточныя. Этой вуали хватало.

Что же, гигантомах и вскоре Бэтмэн В. Сорокин у жадных до сенсации на хвостах. Натура и минимализма — ага, — палитра ясная. Но как-то могел он боле, чем могеет. А то ранее взрывал гнойники, уж давил фурункулы дядя. Возотдадим — умеет чадо соц-концепт-режима веткой Фрейзера повергнуть в самый паховый похотливый торф любую из наивных теллигенций. Ещя кто? Ух пафосу нагоню!

Метро я видал ненакратно и не всегда только у гражданина И. Хоть то и киношка, а видно — нетерпеливый их когорте испражнений поля на веку достало. Вроде всё. Кто ж взорвет мыльный-то пузырь литературы, заросший кожухами пожухшими? Неуж Стругацкий что ли всех потащит Сусаниным и где-либо антиутопит? Или Г. Миллера отковыряти и в зады лобызать? Елбадуйство сплошное за кордонами, исключая временно Павича, да хазарския его кощи. Как же виртуальный-то мир? НФ чтоль, как бацилла бля какая? Я жеи вам, инжиры душ наших, спецом индусов эксхибировал для дельной цели. Видно, наконец, каково я ратую и за каковы хармонии? Так ба лад изменить, писцы мои, чтоб поезда состановились в метро и стало ясныть, — были мы во всех точках кольца; теперя харош. Пока юнь еще не калька 100%-я телережимных обизьян, сумеете ли, пари озорные, сказать шановным рыхлым друганам, владойосинённым, что нивкакую непокобелимо право кого хошь на былинную сказычную радость, и на духовной Экстаз, и на познавательность этого метро внутрях, тэмпа снаружи и хармоний скрозь. Приручены отцы как-то к казиматности, к вещностям порожним и к поощрениям дурным, отэтого их жаль, как сирот.

Гантели мои, обращаюсь к вам уже как Баранка из ваших детств, как Персона Ж, как отложивший стирку напосле. Эх, дорогие лососи, я тоть свой инструмент буду точна по любви запускать, естественно, но очень неабычно. А вы жа? К вам-то моя флюративная бука запущена. То-то.

А и закрывайте-хоть мое открытое письмо.