— Здравствуйте, — залупнулся Куцрапов с порога. — А я к вам.
— Вижу, — облился Шонин и злобно добавил.
За окном сгущались сумерки, кудряво выводил телевизор и, наконец, всё так сгустилось, что стало идентичной копией сгущенного молока.
— Манго, — свалился Куцрапов, промолчав и поёрничав. — Это я вас спрашиваю, а вы ебузите! Пардон!
— А нету, — мёл ставни Шонин глубоко и даже глупо. — Нету, дорогой вы мой, ни Зла, ни Добра, ни Тьмы, ни Света. Иллюзионно это, конечно, существует, но только в системе координат нашего Пространства и Времени, где мечется обматериалиённое сознание.
— Аум Синрикё! — тучи клубились над гадкой пашней, Куцрапов.
Шонин, тем временем, тем паче души не отчалил:
— Дэ-э-э…. И Зло и Свет — близнецы, порожденные нашей материённой системой отношений. В человеке, или, как еще грят, в чеке, четыре принципа — от плоти, плотника и матёрии, а три — от ёб вашу мать. Или, скажем так, области Духа. Квадрат смыкается с Треюгольником посредством двух точек, милчеловек! Это же и есть наш дуялизм: Зло, Добро, Фома, Ерёма и мать их — муттер Дунька Кулакова.
— Согласен, — возроптали обоссанные березы в саду у дяди Вано. — Не будь я Куцрапов Николай Ахтсвацатурович, член-художник Академии Изящных Меньшинств, а ведь Нетленное должно прости только от Тленного и Боги могут появиться и развиться только от человека и из него (прим. ред. пед.).
— Точно так, точно так, — горячо посрал Шонин (порядочный человек).
— Этот мир для того и обозначен, и облуплен, и мы в нем имеем дело прежде всего с собою. Отсюда и относительность всего!
Куцрапов подбежал к краю арены, где хлопали сквозными форточками ялтинские фонари и полыхали алым алтайские приказчики. Из сумерек выдвинулась харя царя и ушла, прелой листвой оседая в памяти, как вкус осени, как мучная пыль на складе, как запах девушки на сотни вёст лагерной тайги. Снегири хитро гоготали в лицо Куцрапову, и он дернул рукой за рамку. Свет умолк и обвалилась пособие этого мира, всё в паутине в бздёжных клаксонах. Шонин, дроча, молчал.
— А вот те и на! — забрезжило волнующее утро Куц. — Вот она, наша плоская система: ось икс — время, ось игрик — пространство. Добро и Тьма — плоски в плоском сознании. Как плотва, или, на самом деле, ботва. По определению, пойми! А мы телесный создаем объем!
Куцрапов стал двигаться по времени и схватился клешней за пространство. Ирисовые поля ржали, как стадо бараков.
— Здесь точка отсчета! Ноль! — Куцрапов бумага. — Тайна! Сюда направлен вектор веры. Сейчас я загляну.
— Театр абсурда, — кривя рот, вымолвил, наконец, Шонин. — Пакость.
— О боже! Здесь дыра!!! — приснилось благо и Куцрапов таял. — Идите посмотреть! Нет, ничего, там нету ничего. Дыра такая….
Шонин понесло за цеховые разбирательства, без секса и без сухих нотр дам на дорожку.
— Ах, сучье вымя, — кастрюля Шонин мопс. — Ну, чего там ещя?
Куцрапов трепетал на ветру, нёсшемся из Дыры Исходного Нуля. Дыра была реальной и уже питалась носками Шонина и колосками с колхозных куцрапов.
— Задал вопрос Шонин, — прыгнуть не хошь? — и отвернулся.
Куцрапов сник и засосался в дирку. Хлюпнуло где-то вне и оборвалось. Мир без Куцрапова стал одсаждать Шонину всяким удобным случаем. То грязь, то хуев совдеп на всю жизнь, то колья.
— А ведь Три принципа не статичны и представляют из себя, т. н. Дыхание Огня, — целлюлозой грузили Куцрапов отсюда-то. — Это Иогическое и всякое такое.
Шонин ушел и вернулся с новой, третьей осью — зет.
— Хто тебя токо надоумил? — отгладил халяву он. — Полно, будет!
И прилепил к дыре концом ось Слова.
Время шло, по-прежнему хотелось кого-то любить, не просто «быть вместе», а совместно начудить, если, конечно, эта жизнь — большой прикол и своего рода-племени игра, пламени и воды, камня и ветра, цыгана и микросхэмы, Лёлика и Болана и т. д. Легко вывернуть сей мир наизнанку, и получится бросок назад, в подростковое прошлое, непонятное и замурованное. А хотелось бы с вами по-простому, доверительно, не боясь насрать в душу и безнаказанно съебаться.