КУЗНЕЦ И МЕЛЬНИК

• 1
• 2
• 3

НЕВЕЧ НОМЕР 1

Тишина.

Холод. Туман. Сырость. Пустынная дорога сразу за городом.

Путь в никуда. Неподвижный автомобиль. Открыты передние двери. Оцепенение. Пение кукушки в посадке, у обочины. Медленное приближение. Густой туман. Утренний холод. Расслабленная рука, касающаяся асфальта. Дорога в зеркале заднего вида.

Покой.

САЙВАЛТЫР ПЕРВЫЙ

АКРИПРОТ НАКРЕСТ

— У этого человека, как явствовало из его рассказов, были друзья среди магов и звездочетов. Он говорил со мной об Адаме, первом человеке, об его тождестве с Иисусом, Распятым, называл спасение через Иисуса путем Адама от древа познания к древу жизни, а райского змия — стражем священного первоистока, мрачной бездны, из темных од которой вышли все облики, люди и боги.

Я не опровергал его, потом что это не принесло бы никакой пользы, да я и не смог бы опровергнуть его. В речах, умозаключениях, в знании мифологии и звезд этот человек, несомненно, гораздо сильнее меня, я с ним не справился бы. А кроме того, это не мое дело — выступать против веры того или иного человека с утверждением, что верит он в ложь и галиматью. Мне доставляло немалое удовольствие слушать его, потому что он превосходно говорил и много чего знал, но более всего потому, что он напомнил мне мою молодость, ибо в молодости я много занимался такими же изысканиями. Сведения из мифов, по поводу которых так ладно рассуждал этот человек, вовсе не вздор. Знаешь, это представления и аллегории веры, которая нам уже не нужна, потому что мы обрели веру в Иисуса, единственного спасителя… Зажги-ка лампу, будь любезен… Так вот, я и сам когда-то с большим удовольствием играл древней мудростью предков, и, даже когда я был уже на пути креста, богословские рассуждения еще доставляли мне радость, хотя, впрочем, и достаточно разочарований. Чаще всего я размышлял о сотворении мира и о том, что по окончании труда творения все должно было бы пойти хорошо, ибо сказано же: «И увидел бог все, что он создал, и вот, хорошо весьма». В действительности же хорошо и совершенно это было лишь один миг, в миг рая, а уже в следующий миг в совершенство вкралась вина, порок и проклятье. И вот иные тайные учителя говорили: бог, сотворивший мир, а с ним и Адама, и древо познания — это не единственный и не величайший бог, а лишь часть его, низший бог, демиург, а творение его несовершенно, неудачно и потому на то время, что стоит мир, оно проклято и отдано во власть зла, пока он, единственный бог-дух, не решил покончить через своего сына с веком проклятья. С тех пор — так учили они и так думал я — началось отмирание демиурга и его творения, и мир постепенно отмирает и увядает, пока не придет новый век и не станет ни творения. Ни мироздания, ни плоти, ни греха, ни зачатия, рождения, умирания, а возникнет совершенный, духовный, спасенный мир, свободный от проклятия Адама, от клейма вожделения, зачатия, появления на свет, смерти и мучений. Некоторые еретики пошли еще дальше и утверждали, что сотворение мира было делом дьявола, а совсем не бога.

— А что же тот человек?

— Да, он знал очень много о мире, о его законах, о природе человеческой и природе, лежащей вне человека. Однако, мне показалось на короткий миг, что он играет со мной, скрывает от меня свое истинное лицо, не выказывая лукавство, но как бы излучая его, как бы подводя своими речами меня и мою веру к какому-то таинственному рубежу, к искусу. Слыхал я, что этого человека опасались в некоторых городах, но точны ли эти слухи — мне неведомо. Страха в его присутствии я не испытывал, но его разговор как-то заворожил меня, особенно, когда он весьма плавно перешел от отвлеченных тем астрологии к моей личности, так что это оказалось не простой иллюстрацией, а напротив — раскрытием во мне давно позабытого мира, пусть и иллюзорного, но такого знакомого. Этот человек очень просто и открыто поставил меня в центр мироздания, а затем дал мне понять, что это можно сделать с любым предметом и даже понятием. Очень странно, но и теперь, когда я вспоминаю ту встречу, мной овладевает некое смятение чувств и я ощущаю, словно теряю нить в сумбурном клубке противоречий. Словом, ты видишь и сам. Моя вера все так же крепка, и внутри меня нет и следа сомнений, и все-таки этот недолгий разговор оставил на моих раздумьях глубокую печать. Мне кажется, то был человек, скрывающий за своими обширными познаниями что-то совсем иное, нежели это бывает с обычными высокообразованными мужами. И его звали…

КАВНА АНЫ

(для всех)

Та-ри-ра-ра! Фить-фить… Ли-ло, ли-лу! Ой-е-и!…

(КАБАК ВВЕРХДНОМ)

Фрол: Что перестали петь? Что перестали пить? Чего вы?!! Давайте-ка дернем еще по одной! Клянусь, нам не будет хуево.

Г-н Брандиш: Полно, дружище. Я уползаю домой…

Фрол: Да ладно тебе, клетчатое пузо! Ждала б тебя жена в постели — дело, а так — охота раздобыть себе рога?

Забулдыга: Бу-га-га-га-га-га!!!

Г-н Брандиш: Иди к чертям, свиное рыло!

Альтман: Да не ори, в очко тебя ети!

Гнус: Налей еще и напои коней!

Фрол: Так что, братец Брандиш, оставайся с нами.

Альтман: Виват свобода и виват вино!

Гнус: Казя-базя… в счет пятницы… ебать-копать… в Сиаме…

Забулдыга: Не лей ему, ты видишь — он давно готов.

Фрол: эка новость, бля! Да он не просыхает!

Забулдыга: Гхы-гхы-хы-хы… гах-гах…

Альтман: О новостях слыхали? Пришел П. Г. домой, а там его супруга в постели с сатаной. Стоят, рогаты оба, в кричащей тишине…

Гнус: Видать, любовь… до гроба… романтика… по мне…

Альтман (закуривая): Короче, женушка в истерике, рогов не углядела на черепе хахаля. А он — с хвостом вдобавок и в пасти — два клыка. Вскочил, влетел в камзол, подпрыгнул к бедолаге, и врезал лихо онемевшему П. Г. коленом. В аккурат по яйцам.

Фрол: Ну да! Вот бесовская жуть! Придумают же эдакую муть! Выходит, женушка супружника вдвойне того, ну в смысле, славно наградила.

Г-н Брандиш: Да в каждой бабе — рыжий, мерзкий бес! Спокон веков он в душу к ним залез.

Фрол: Забавный случай, ничего не скажешь… Все верно, нечисти полно вокруг. Рогатым станет запросто любой супруг.

Альтман: Выпьем еще! За козни нечистого, что нас не коснутся. Тфу!…

Гнус: …иже еси… на Руси… отсоси!… гран мерси.

Забулдыга: Слыхал я, где-то здесь живет ведун. Не помню, что мне говорили за него…

Г-н Брандиш: Слыхал и я о колдуне! Да-да!

Фрол: Пей еще! (Ишь, как оживился, крендель!)

Гнус: А-ы… он, верно, где-то тут…

Г-н Брандиш: Во-первых, собутыльники мои, никто не знает имени его. Живет он где-то в стороне, за лесом, что ли… И не известно, как и с кем живет. Ходили слухи, он особенный какой-то, родился будто в високосный год, когда на мельнице все лопасти сорвало бурей.

Альтман: Вот — вот, на мельнице он и родился! Мне сказывали точно, так и есть!

Забулдыга: Что ж не поем? Вон, Фрол, и тот увял. А ну, затянем, блин!

(басом запевает,
прочие подхватывают)

Апостолы (со стола напротив): Огонь, воздух, вода, земля.

Фауст Шницель (исчезая): А вот и я.

Забулдыга: И что же э-э-э дальше?

Г-н Брандиш (подавляя отрыжку): Родиться-то он родился, но как!!!… Уг… Эг… Гыг… Пуповину не отрезали, а младенца засунули в бутыль с колдовской смесью. Ходили слухи, что этот урод рос до пятнадцати лет без глотка воздуха, в этой чертовой банке. А потом он вылез, отчекрыжил пуповину и случилась страшная гроза, мельницу вместе с его мамашей унесло в небо, а парнишку нашли на утро посреди поля, засыпанным ледышками града. Еще говорят, что отец-то его — не кто иной как сам Кня… Кня… Кня…

Фрол: Мужики, да вон же он, в углу — пьет пиво!

Альтман (хором): Кто? Кня… Кы… Кы?

Гнус: Да мельник, а не Кы!

Забулдыга: Так это он, рубится горько в глотку?!!

Фрол: В натуре, точно говорю.

Альтман (соло): Давайте же его поддернем! Ишь, всяка нечисть будет тут зависать!

Забулдыга: Эй, ты, иди сюда, братан!!!

Г-н Брандиш: Иди-иди, знакомиться мы будем! Нальем тебе, коль человек достойный. А коль не человек, ебена мать!…

Фрол: Ну, паря, двигается, будто бригантина. Немного хром и щурит левый глаз… Видали мы такие виражи. А ну иди сюда и масть кажи!

Гнус: Сыч… хуйло… телега… барахло. Знакомиться мы начинаем.

(Подошедший приветливо улыбается
и говорит с легким акцентом и эхом.)

— Рад познакомиться и вижу — рады вы. Что за говно вы пьете? И как, вообще, живете? А ну-ка, Гнус, налей и мне. А ты, Брандиш, не подавляй своих страстей латентных. Сыр любит Альтман, молоко и сливки, а также потребляет героин. Каков котище, хвост трубой, а вот конец — увы — навек повис. Теперь тебе нет проку тискать кис. Вот Забулдыга, он же Генрих Отто Херль. Все верно? Если нет — поправьте. Убили сына на закрытой шахте? Вы правы, толка нет замаливать грехи. Однако, господа, спешу я… уж скоро загорланят петухи. Вот лишь Фрол остался незамечен, да? Ну, что ж, с больными так почти всегда. Тот сифилис, что прицепился лет десять тому назад, как он? Твой шанкр цветет? И пахнет? Так вот, от сифилиса бедный Фрол умрет. По докторам не бегай понапрасну. Уж лучше заливай болезнь вином. На этом я раскланяюсь, пока. Жил был король, при нем была блоха. Он бил ее серебряною ложкой, пока не обзавелся мандавошкой. Король в тоске, он перестал гулять налево. Зато теперь довольна королева.

Гнус (сдавленно): Вот это груз!… Он не сказал, что в жопу я ебусь.

ЛЛГАЖОК

(омер?…)

Изб-то две. Две-то!

Скентовались.

Ходы у них там что ли?

Я, говорит, суп сегодня сварю, с потрошками. Так-то.

А тот, говорит, ну и хорошо, говорит, что суп-то, я суп, говорит, уважаю. Вари, значит.

Вот так-то вот. Двое, выходит. И суп.

Слыхали? Участковый поведал, что те, которых в машине утром нашли — опознаны. Кузнецов П. В. и Помолов К. К..

Следствие небось будет. А может и нет. Случаев-то два. Так-то вот.

ВОСКРЕШИ. Пантынг, Лазарь, иди на хуй! СОзнанию посв..

(ТЕНИЛИ)

Простое описание. 8х5 метров помещение. Стены — цемент с шубой, потолок — цемент. В 5-метровой стене — металлическая дверь с кормушкой, над дверью — тусклая лампа за металлической сеткой. В углу — металлический унитаз, бак для бумаги и ржавая труба без вентиля, торчащая из стены. Деревянный настил 5,5х5 метров, 40 сантиметров в высоту. В другой 5-метровой стене — окно, 30 сантиметровая ниша с тюремной решеткой и мелкой сеткой. За окном — клетка. За клеткой — стена.

Сложное описание включит в себя бумажку на краю настила, для хлеба, а также цвет досок, цементированного пола, двери, решеток, плюс подробности и детали настила, трещины , трупы тараканов, окурки, спички в щелях, паутину за сеткой окна, запахи и микроскопические особенности, наподобие пыли и мусора по углам.

Люди разуваются, залазят на настил и располагаются на досках. Присматриваются друг к другу и не спеша разговаривают. В основном, кто за что попал. Постепенно беседа прекращается и в камере наступает тишина. С настила можно смотреть или в стену, или на кованную темную дверь, или на лампу у потолка. На парашу смотреть не получается, она ниже края настила. Дверь открывают и вводят новых людей. Они тихо здороваются с обитателями, разуваются и присоединяются к последним. Рассказывают, как и за что их. Завязывается нескончаемая беседа. КПЗ заполняется разнообразными голосами, вежливо сменяющими друг друга.

— Меня брали по дождю, в обезьяннике еще ничего, а тут жара — просто пиздец.

— А я ему говорю, хули ты пыжишься, на каком основании?

— Меня со шмалью взяли, я дурканул и стою там. Она мне и на хуй не нужна. Кричат, наркоман блядь. Говорят, все, тебе пиздец. Теперь наверно начнут наверчивать, ебать-копать.

— А голову где разбили?

— Мусора. Патруль.

— Тут сука даже куфаек нема. Прошлой зимой были.

— На хуй они нужны летом, вшей цеплять?

— В десятой хате и нары есть, вот тут и тут…

— А это какая?

— Девятая.

— Не-е, одиннадцатая.

— Курить будешь? На.

— А спички еще есть?

— Приходят мусора, спрашивают, ты ленты пиздил? Я говорю, ни хуя я не пиздил. Участковый мне — тебя видели, ты ленты на тачке вез. Я ему говорю, пойдемте к соседу в гараж, там те ленты, которые он попросил меня перевезти от этой бабы. Он купил их, четыре блядь катушки. Они мне блядь — есть заява…

— …Пиздец, говорят, возьмешь на себя убийство в балке. Я на них смотрю охуевшими глазами. Какие блядь убийства?! Пиздец, какие-то в масках убили пять человек за месяц, в этой блядь балке. Я говорю — ищите и пиздец, ни хуя я брать не буду…

— А он с ним бухал. Леха мне — возьмем там, что в холодильнике, там ковры, телевизор, хуе-мое, хрусталь. Короче, мы выпили с ним и пошли. Я щас даже улицу не помню. Табуретку к окну приставили, вечером. Он полез, а я на подхвате. А соседи блядь присекли это дело, выждали и… Короче, я блядь бежал по улице с мясом, с салом, там колбаса из холодильника и эта, еби ее мать, штука спод низу, ну и начали пиздить. А потом мусора подъезжали, привезли и в обезьяннике еще отхуярили. Блядь, били и ногами, и дубинками. А Леху не нашли. Так это все мне следак рассказал, я почти ни хуя блядь не помню, сука, неделю пил, весь костюм вон в муке, позавчера я муку разгружал блядь за 300 тысяч, дома не живу, моя не пускает, так я у кореша. На хуя я полез туда, хуй его знает. И не известно, поймали Леху или нет, если да, то сдаст меня или как, или хозяин заяву накатает. Следак говорит — подписывай, я читать не стал, говорю — верю, подписал. Какого хуя мне надо было туда? Ну, нажрался сала и мяса. А мусора пиздили меня, и в грудак, и по лицу, сука, прямо в лицо блядь бьет меня, а я пьяный был еще, мне похуй, ору им «пограничники блядь не сдаются!» Как ухуячили мне в живот, я и обосрался. Сука, все сало выбили из меня. Я говорю, дайте ведро с водой, трусы простирну и подмыться. Сука, полезло из меня, так отпиздили. Принесли ведро, так я в обезьяннике…

— …говорю, ладно, хуй с тобой, и выливаю остаток кипятка из чайника себе на спину.

— В натуре…

— …хуйня.

— На усилке? Нет, там сейчас — строгого режима. Кто там режим? Ну, да, мне прошлым летом два годка условно, ну…

— По малолетке. Был умней — не садился бы. Репу всегда надо на плечах иметь.

— А ты где сидел?

— Бараки для дистрофиков.

— Вишь, ногти какие? Это блядь витаминоз…

— На 66-й.

— На 24-й.

— Раньше блядь 117-я статья была не то, что щас.

— Отсидел 8 лет в Коми.

— Там заебись. Кормежка нормальная. Значит так, завтрак, на обед — первое, второе, помидорчик, да, помидор ложили, на ужин еще чай.

— Чай у вас с сахаром?

7- По зонам сейчас хуево. Брат говорит, каждый день по одному трупу на кладбище везут. Голод?

— Мусора вконец оборзели. Творят, что хотят, беспредел.

— Не, меня сюда с витряка бросили. Я там хоть на кровати, с матрасом поспал.

— И погнали на сутки блядь…

— Отпиздили дубьем, кинули в кружку и сюда. Все, кто пиздил — все в штатском, молодые, ни одного не знаю.

— Три года…

— Десять блядь суток…

— Тут на завтрак че давали? Вы с утра тут?

— Чай, по полкружки. Обед в три, или в четыре.

— Должен ужин быть.

— Какой там на хер ужин!

— Мужики, курить осталось?

— Менты, в натуре, о-ху-ели.

— Я говорю, начальник, я ни о чем таком не знаю, это ваша работа, вы и ищите. Говорю, доказывайте, ебись оно все в рот.

— Падла, ржет и говорит мне — подписывай, сука, пидар ебаный!

— Ебаных два года! можно опизденеть.

— Привезли босиком, прикинь.

— Я даже в обезьянник не пошел, повезли на больницу, выписали ксиву, что может, мол, содержаться в изоляторе, а тут День Шахтера, баб везут — молодые, вены повскрывали, доктор молодой, бегает, орет, какой там… думаю, чи сбежать, потом подумал-подумал…

— …уже, небось, поймали. Сейчас приведут.

— Два стакана мака.

— Наркоманы.

— Гришка, подельник мой. Ты же в Сумах сидел, так?

— Все, блядь, воровство. Пиздец. Я еще ни разу не попадал, теперь раскрутят по полной. И на кой хер я полез?! Все через водку.

— Какой хуй меня понес к этой шалаве блядь? Хозяин съебался, а на меня — заяву, так, мол, блядь и так.

— Завели в кружок и начали «беседовать». Ребра сломали, прикинь, ключицу разъебенили! Ключицу, ты понял? Это ж как надо бить!

— В подвал, к уголовникам…

— …у мусоров осталась…

— на ебаную экспертизу…

— сука, с понятыми, со всей хуйней.

— У нас прямо в зоне монастырь стоял. Там подземные ходы. Трое сквозанули. Через день поймали.

— А с нашей зоны как побег устраивали. Сука, один полетел на кислородном баллоне, через забор, блядь. Упал, сломал ноги.

— В семидесятые годы вообще — на самолете полетели.

— …просто перелез через заборчик и упиздил. Так и не нашли.

— Шантаж. А она там во всех видах, и в рот, и по за рот…

— Я мундштуки в тряпку, через забор — хуяк, залез на этаж и показываю ей — туда, блядь, вон лежит! А солдат на вышке припас это дело и показывает Людке в другую сторону, чтоб потом себе забрать. Там я ножи поклал, стилеты.

— Режим залетает охуевший и орет — «кто стрелял на зоне?»

— А на тридцать четвертой?

— Свекольную баланду дают и пиздец. Сосите хуй, ребята.

— Там шпилевые сидят, играют. Он смотрит — у них куча бабок, на кону. Что это такое, мол, как это, начал наезжать. А они ему — вы человек новый, это сразу видно, вы не в курсе, теперь на зоне только наличными, уже давно так, везде расчет купюрами, и стали ему протирать. Он пошел к начальству и передал. Ему, — да ты что, охуел?! Прибегает обратно, а уже ни бабок, ни шпилевых.

— Бывший мент, сука. Так он у нас сразу — на петушиные нары залез и все.

— У них своя канитель.

— А Людка ему — я даже не поселковая, так что без санкции хуй я вам что позволю искать.

— …так ты за него 8 лет отсидел?!! Ни хуя себе!

— Говорит, свиданку внеплановую я тебе зарублю. Матушка в слезы, у меня деньги все забрали.

— …а у меня в котельной был магнитофончик, «Протон». Блатняки слушали, кассет двадцать у нас всего было. А этот гад пронюхал, пришел и стал выебываться, нужен мне маг, в машине буду слушать, давай его сюда. Я ему — нету мага, а он подкассетник нашел — а это что? Не знаю, чье, говорю. Он мне, — если не будет мага завтра, придут солдаты, все перечистят, найдут и тогда тебе будет хуево. Я говорю — хуй с вами, ищите. А нычки у нас были стопроцентные. Заховали маг и кранты…

— Меня на поселке свинтили. Тут, у следователя, начали ломать. В коридоре ка-а-к ухуярили чем-то, ухо разбили, пидарасы ебучие, фуфлыжные рыла! Я уже и пьяный не был, а Сашку на витряк отправили, сейчас он в соседней сидит.

— Нас скоко, десять? Десять человек! Такая жара, охуеть просто! Командир, открой кормушку! Мы тут позадыхаемся на хуй!

— На этом КПЗ собака по коридору мотается…

— Две собаки. Ночью как начнут блядь гавкать, не заснешь.

— Слышь, братуха, сгони вон тараканов с хлеба.

— Опа! Аж затрещал, пидар, жирный какой.

— Тут клопов — до хуя и больше.

— Вечные каторжане.

— Ну-у, им-то тут нихуево.

— …ножи попрятали и всехуй!

— В прошлом году отсюда трое съебались. Половина мусоров из охраны полетела.

— Тебе тут ебало разбили на первом этаже?

— Кулаки блядь, больше моего лица. А бил, в основном, ногами.

— …к начальнику милиции в кабинет.

— …а ты откуда?

— …три раза сидел. Да.

— …в 94-м освободился.

— С 76 года.

— …захожу, короче, а там — крыс, блядь, хуева гора!

— А дед мне — не убивай этих, тараканов черных здоровых, они, говорит, клопов хавают.

— Кадык блядь вырвать к ебеней матери!

— Ксива готова, я пошел к начальнику, а он мне — хопа! — нема его…

— Кто, Шмель? Ебучий комитет, да он — пидар и фуфло, твой Шмель, это я тебе отвечаю!

— И забрали с ширью. А через месяц его в пруду выловили.

Голос мента за дверью — вызывает по фамилии. Ему кричат — есть такой. Дверь открывается и натягивается цепь, прикованная наверху к стене. Человека уводят. Лает овчарка. Разговоры постепенно затихают. Говорит не более двух человек. Стук по двери.

— Командир!

— Хто там орет?!

— Командир, включи воду…

— Блядь, вам через каждые полчаса включай, заебали!

— Включи, а то все уже в парашу сходили, бумаги сука нет…

— Слышь, попроси, пусть кормушку откроет, хоть на пять минут.

— А кормушку не откроете?

— А может тебе блядь и жопу еще помыть? Заткнись!

Некоторые укладываются спать, подложив под себя пиджаки или рубашки. Кто-то сидит, свесив ноги с настила и курит. Кто-то просто смотрит перед собой, на шершавую стену. Из женской камеры раздается голос с просьбой дать сигарету. Где-то смеются.

— Были б карты…

— А мы раньше рисовали. Ручки только нет.

Постепенно беседа возобновляется. Приводят тех, кого вызывали.

— Ну, чего?

— А, ничего… Лясы точили.

— Слышь, у тебя вся левая сторона морды вспухла.

— Ясное дело, поставили в кружек, бляди. Этот пидар, сука, не будь ты в форме, думаю, я ж тебя раз ебану — ты расклеишься, падла. А тут он на мне демонстрирует, гнилуха блядь!

— В прошлом году тут маньяк сидел, по подозрению, короче. Фамилия такая у него блядь, какая-то… счас не вспомню. Детей валил, девок малолетних, в основном. Резал, короче, а потом ебал. По-моему семерых завалил. Тихий такой. За что, спрашиваю тебя? Да, говорит, так, хуйня, по мелкому. Ну, думаю, по мелкому так по мелкому. Утром его по фамилии — раз! двери открыли, он выскочил по-быстрому, а я тут вспомнил, в газете что ли писали, ну, думаю, ни хуя себе! Так он на следствии сначала повелся на признание, а потом блядь на попятную, короче, не убивал никого, хуе-мое и все такое. Ему свидетелей — так и так блядь. А он уже в одиночке что ли сидел, так взял и хуй себе отрезал. Вот, говорит, клянусь, не убивал никого и член бросает на суде… Да, серьезно! Но — по хую, все равно лоб зеленкой намазали.

— Газету б что ли почитать. Ни клочка бумаги.

— Сука, вешают на меня мокруху… Если дальше будут подмазывать говно чужое, клянусь, блядь, завалю эту мразь и тогда сяду!… Мужики, а иголкой вскрыться можно? Булавки ни у кого нет?

— Не, нету…

— А мойки ни у кого нет?

— …а я стою, колбасу режу ножичком складным. Заваливают эти блядь. Жена напугалась. А мы уже на стол накрыли, все… Я с этим ножичком выхожу значит, а они стоят. Я говорю, слышите вы, козлы ебаные, хули вы пришли? Хули вам здесь надо? Я вас не звал и не знаю, валите отсюда на хуй! А потом следователь мне — вы ударили его ножом в шею, то, се. Я ни хера не помню, охуеть… Говорю, да он в три раза больше меня, я б ему и до шеи-то не достал. А у самого ребра сломаны, представь…

— Я дома с корешем выпил. Ну взяли еще три портвейна и пошли через дорогу к халявам. На бобике мусора подъехали. Так, куда идете? Документы смотрят. Я им — к матери идем с корешем, взяли вот вина. Лейтенант — все, поедете с нами. Я ему — за что это? Хули мы сделали? Он — ладно, давай две бутылки и пиздуй отсюда. Я даю, а сам смотрю, у них на заднем сиденье две девки молодые сидят. Думаю, ах ты блядь мусор поганый, что ж ты халявам своим на выпивку скупишься, а с людей падла ебаная обираешь.

— …а они ход прорыли, глубоко, под фундамент. Проводку туда кинули, фонарь, ночью рыли. Сквозанули. Искали-искали, нету. Собака по следу до дороги довела, а на асфальте все — следы обрываются. Ну, ясно, спланированный… На тачке, видимо, ждали.

— …втроем. А тот третий ногу сломал. Волокли его, волокли. Он стонет, не могу говорит дальше. А уже холода. Напарник бате моему говорит, — все. Пошел, зарезал этого. Батя говорит, смотреть не мог, как тело разделывает. И жрать потом не мог.

— На тормозок третьего взяли…

— …да не-е, он у солдат на вышке! А пиджак на колючку бросили, факт побега.

— …и свиданье на Новый год, и посылка…

— …с ширпотребом, короче, прихожу…

— чай, сигареты, анашу…

— Завтра же суд? Так?…

— …смотрю — суточники.

— …с герой.

— а что за судья, нормальный?

— я тут когда-то баландером подзарабатывал.

— А у нас поставили новых баландеров, зашугали их. Кормушку открывают, я — сигареты есть? Куплю. А он стоит, смотрит на меня круглыми глазами и ни звука. Я ему — ну хоть головой помотай, что ж ты, гад, стоишь? А он то на охранника, то на меня. Перепуганный до усирачки.

— Я первый раз нормально. Вернее, сошло. Щас расскажу. Был я у блядушки одной, бухали. Потом я пошел еще водки купить. Возвращаюсь — ключи забыл. И решил блядь по балконам на пятый этаж. Ну, дурной блядь, пьяный. Смотрю — вот так ее балкон. Полез, значит. Залез на пятый, дверь закрыта балконная. Я стекло выдавил и влезаю в комнату. А когда полез, сука, ошибся и по соеднему ряду балконов черт меня понес. Смотрю — не та квартира и пиздец. Ну, там пусто было, ни мебели, ни хуя. Выходит мужик из другой комнаты. Короче, военный, собрался сдавать хату, вещи уже увез. Я ему — так и так, братишка, извини, ошибся. Рассказал все, куда лез. Он хотел кипишь подымать, а я говорю — слушай, я завтра тебе стекло закажу и сам вставлю на балконе, давай забухаем, чего ты, мол, все нормально, тем более, что квартира у тебя пустая. Вроде договорились. Выпили с ним, закусили — он табуретки принес. Я побег еще за пузырем, а он блядь — в милицию позвонил. Я прихожу, а через минут двадцать — приезжают. Забрали. Мужик заяву написал, или заставили, но потом вроде забрал. Короче меня и отпустили.

— …да все по той же. 117-я…

— А тут, в городе недавно — такая херня. Двое каких-то типов угнали тачку. Дело было так. Из деревни семья поехала в город на машине, к кумовьям. Набрали самогона своего, здоровый бутыль. По пути заехали на рынок, вроде, сало продать, они кабана зарезали. Пока ходили, у них тачку и пизданули. Ну, хозяин сразу в милицию, рассказал об угоне. Думает, все, пиздец, не видать больше машины, где-нибудь по частям уже разобрали. На следующее утро к ним милиционер — забирайте, нашлась ваша машина. Они — как? что? неужели так быстро? А им говорят — два типа, мол, угнали вашу тачку, выехали за город, смотрят — на заднем сиденье — самогона бутыль. Они на радостях его и продегустировали. Машина так там и осталась, у обочины, вместе с типами.

— Чего, сдохли что ли?

— Ну.

НЕВЕЧ НОМЕР 2

Утро.

Тепло, ясно, сухо. Дорога вдали. Лес впереди.

За лесом стоит дом. Обычный, только одинокий и без украс. Рядом — еще дом, как из синевы тумана. Вплотную к первому.

— Ух, — сказал Мельник. — Правда.

Оса жужжала и стучалась в стекло головой, и трагически молчала, пошевеливая шеей.

— А чего? — спросил вошедший Кузнец.

— Тут дом и там дом, — весело усмехнулся Мельник и никуда не показал. У него в бороде запутались губы.

— У, — ответил Кузнец и, хромая, сел на лавку. — Ничего.

— В лесу сейчас, — спросил его Мельник с хитринкой. — Хорошо?

— В лесу хорошо, и везде хорошо.

— Конешно, — сразу согласился Мельник и сел рядом с Кузнецом. — Расскажешь?

— А происходит вот что, — оживился Кузнец и немного помолчал. Потом добавил.

— Супец был неплох, — тепло отозвался Кузнец о супе.

— Кухня! — засмеялся и рассмеялся Мельник. — Кухня — хорошо!

— Все умеем, — равнодушно вздохнул Кузнец.

— Был я в кабаке на днях. Видел людей. И в городе видел. Абсолютно все такие же. Хоть выводы делай.

— А мне снилось, кто-то разыскивает нас с тобой, хочет видеть, гонится за нами, мучается даже от этого, — молвил Кузнец.

— Кому-то чего-то не нравится, — хмуро ответил Мельник. — А мы хитрые. Видели все. Лес. Машины. В городе сумасшедший дом. Вещи всякие. А кто-то ищет.

— Четыре колеса на поляне, — вдруг радостно сообщил Кузнец. — А телеги нет! Освежающая прелесть утра — а собачий холод! Собаки, убежавшие в овраг — а дым столбом невесть где!

— И Невеста, — добавил Мельник.

— Паузы. Море. Паруса. А колеса — как круги или обручи.

— Дров наколоть, — Мельник посмотрел на Кузнеца. — Что ли?

— Вот и все, — одобряюще усмехнулся Кузнец и смолк.

Они встали и ушли колоть дрова.

Лес позади. Дорога внизу.

Сухо, светло, жарко.

Полдень. По нулям.

Н3ЕР ОЛЬ Н3И. 4444

(трупозавры на могиле Игнация в Закопане)

Эй вы, ничтожества, нищие духом, проклятые мертвоиды, похоронившие веру на кладбище разбитых грез. Прежде всего — долой прагматизм и равноправие, установленное во имя интересов всякого сброда. Есть только одна истина и одна вера, вытекающая из этой истины. Долой интуицию, осознанные инстинкты и тому подобные выкрутасы интеллектуальных недоносков. Я приветствую вас от имени того, что вскоре произойдет. Я один, но знание мое колоссально. Мне необходима только движущая сила, пружина. Лянгер, Ян Жизнь, Николай Визг, которому 50 лет, Базилевс VIII, Оскар Макабр, изобретший консервную радость, и, наконец, отец Перпендикул — стоят на моей стороне, за моей спиной. Итак, факты говорят о том, что личность не бесконечна, поэтому все виды, стоящие высоко в иерархии Единичных Сущностей, должны сбиваться в стаи — простите за вульгарный популизм, — при этом они образуют отвратительные муравейники, все поголовье которых лишено веры в Тайну Бытия. Овладев окончательным знанием, которое заключено в символах, понятных каждому, и может быть изложено в любой популярной форме, как теория Эйнштейна, я пришел к принятию понятия сакральной Тайны: суть ее составляет, вообще говоря, Ограниченность в Бесконечности. Тайна пробуждает веру, но не ту или иную, как того хотят прагматики, а веру, основанную на Абсолютном Знании. Да здравствует единственная вера, возникшая на стыке противоречий, граничащих с Тайной Бытия!

Я вижу, меня не совсем понимают. Никакого энтузиазма на ваших перепуганных скотских масках. Вам непонятно, что такое Бытие? Бытие есть либо ограниченное Единичное Бытие, либо организация таковых — как, например, совокупность всех растений. Бытие не может быть просто массой, ибо тогда мы не могли бы предположить существования подвижных мертвых систем, состоящих из Единичных Сущностей, то есть из живых существ. Не могла бы возникнуть и та физическая концепция, которой нам надлежит придерживаться. К тому же, только высшие духи могут придерживаться двойной точки зрения. Выбор одной из точек не противоречит Абсолютной Истине. Вот преимущества веры, основанной на полном и совершенном знании. Феноменологам не хватило дерзости, чтобы прийти к этому. У меня же — безумная дерзость мысли. Я держу Тайну, как быка за рога! И перед тем, как мы все погрузимся в абсолютный абсурд, я хочу известить вас, слушайте:

Ну и можно далее в таком же духе. Конечно, я не поэт, но в мою пользу говорит все. И Святой Витт из Окаций, и вдумчивый автор «Станции Кноль» и последняя подруга Жана Кокто уже подтверждают действительность моей веры и моей истины.

Да- да, рано или поздно об этом узнают все. А сейчас — просто возьмите разменную монету человеческого скудоумия. Это вам же на благо, поверьте. Монета — ноль копеек! Всем видно? Вот она! За такую монету не купить ничего, однако вместе с копейкой, я имею ввиду с одной копейкой, она даст вам — десять копеек. А если к копейке добавить две ноль копейки — у вас в руках будет рупь!!!

Погодите. Тоже самое и с рублем, и с десяткой, и с сотней! Ноль копеек — величайшая народная добродетель именно потому, что ее нет! Наконец-то из ничего можно получить если не все, то уже кое-что. Это первый шаг на пути нации к истинному отрицательному счету. Мы все пойдем туда, а пока — вместе с нами будет развиваться связующая миры нулевая система. Кроме того, вся вышеизложенная метафизика будет ей надежным фундаментом. Ясно ли это вам, дорогие мои?

Ладно, хорошо. А у меня есть еще личные дела, касающиеся розыска неких личностей, не желающих или не могущих принять нулевой мир. Мне необходимо найти этих отклоненчев, втолковать им суть, а уж затем — карнавал. Кафка. Видимое бессмертие. Цель и порох в пороховницах. Разное и всяческое. Ибо — что же, если не мое? Так всегда. как бы ничего, а все по всякому. Овладеть и соблюсти! Я говорю, завладеть! Возненавидеть не то и воспрянуть от того! Это ли не то? Нам! И в заключение скажу обо всем, как все:

Ну, все, любимые. Я вас жду. Запомнили? И называюсь я, я называюсь И.