VERBUM CORDIS.
VARIUM ET MUTABILE 9
Мы медленно шли по набережной, шторм успокаивался, и до нас всё чаще стали долетать холодные брызги прибоя. Море помутнело и вспенилось. Ветер творил с нашими волосами, что хотел. Кричали чайки.
— Точно не известно, что это за синтезированное вещество,— мой собеседник сгорбился под шквалом ветра.— Произвести анадиз не удалось. В общем, Аменд употребил его в определённом количестве, затем ждал где-то около суток и после этого мог с абсолютной точностью совершать все свои трюки. В основном, он выигрывал в различные лотереи, иногда в кости или карты, реже — на скачках. Вещество позволяло ему совершенно точно угадывать необходимый вариант из любого множества. Длительность действия препарата тоже пока не известна. Я думаю, где-то порядка недели, не больше… Давайте поднимемся наверх.
Мы свернули к дому с большими занавешенными окнами. На лестничной площадке стояли стражи закона, где-то деловито бубнили, кто-то кашлял. В большой и хорошо освещённой комнате на стуле сидел следователь, спиной ко входу. Фотограф чехлил аппарат и укладывал вспышку в кожаную сумку. В дверях стоял человек в синем плаще и кепке. У следователя были оттопыренные розовые уши и скошенный затылок.
— А почему тебя назначили? — равнодушно спросил стоящий в дверях.
— Как утопленнику…,— зло ответил следователь и театрально заиграл желваками.— Всё равно закроют к чёртовой матери.
В окна было видно море. Комната только выигрывала от розового цвета, хотя из мебели в ней были всего стул и стол. Следователь подпер щеку кулаком и ещё раз попробовал вникнуть в смысл обнаруженной им на столе записки. Прочёл медленно, чуть не по слогам:
ИНТЕРИМ У РОХ СЗ
ИАТОП РАДИ УЛА З
ЕСНУ ОРМ ФОСЕДА
НА АНАОТ АНАГ РКУР
ХЛ О АМЕНИШ.
Человек в плаще закурил и уставился в окно. Следователь приоткрыл глаза и глубоко вздохнул. На полу перед ним лежала в луже тёмной крови голова Аменда с раскрытым ртом и закрытыми глазами.
— Сдаётся мне, тело вряд ли найдётся,— сказал человек в кепке, выпуская дым в сторону следователя.
Всходил огромный провал кровавого солнца, когда Аменд говорил мне: «Весь этот мир — просто Аптечка. У каждого из нас различные болезни, но они имеют одну природу. Повсюду есть необходимые лекарства. Если ты знаешь законы, по которым можно выписывать любой рецепт, тогда можно излечиться. Чтобы понять эти закономерности не требуется никаких сверхусилий. Достаточно просто хорошо вникнуть в происходящее, вот и всё.»
Сонная механика городской жизни казалась мне новой дорогой к сердцу этой страны. Завоевать чёртов Полуостров, отнять у головотяпов их присоскообразных женщин и превратить их в дам бубей. Селезёнка времени скоро разбухнет от быстрой ходьбы в пространстве. Утопия целует антиутопию и у них рождается кривоногая немая истина. Зубы проповедуют счастье. Аменд и я уже отчаялись найти выход из этих комнат.
— Скоро,— говорил мне он.— Когда все вокруг станут одинаковыми и тёмными, такие как мы отпустят свою гордость погулять и вываляются в Дерьме Стада. Мы сделаем именно то, о чём шепнёт нам Время. Тут и пригодится наш благоприобретённый цинизм вместе с подлостью и расчётливостью. В конце концов, нам просто придётся сделать это. Мы станем наверху, над этим матричным, марионеточным Полуостровом. Такое правление будет или Новым, или Последним. Это уже не будет политикой. Третий Рим — далеко не копия римской империи, этой гигантской окультуренной бляди. Может быть, слов будет всё меньше, но они будут всё поэтичнее. Это будет Золотым Веком и не будет кощейной Кали-югой. Может быть, это будет Зверским Матом или Всеобщей Тишиной. В это время начнётся переплавка Дерьма в Молоко. Когда каждый станет «как все», выигрывать будет тот, кто знает больше слов. Это будет странная Игра… Странная Игра…
Так ушла Тень, so glad? I'm end. Ночная реклама на осенней холодной улице заворожила меня, и я пропустил чудный момент, когда началась настоящая гроза. Я перестал думать о чье-то обнажённой спине и волосах, пахнущих яблоками. Я перестал вспоминать те тёплые и неторопливые пальцы, блуждающие у меня по лицу. И те прозрачные аквамариновые глаза, откровенные и достаточные, чтобы не жить здесь. Никогда не забуду…
Я стоял у стеклянной стены автобусной остановки и молча глазел на чёрные потоки воды, несущиеся вниз по обочине. За остановкой блёкло немело полупустое кафе. Безжалостное одиночество света… Блестели глаза посетителей, бутылки бегали за стойкой, реклама нечеловеческой губной помады шипела и слюнявилась. Я, без зонта, в несвежей рубашке и чужом свитере выскочил под дождь и пересёк дорогу. Войдя в какое-то гулкое и спокойное помещение, я закрыл тему своего отчуждения. Вода подступила так близко, что я полюбил её. Писатель, воспевший отравление, бред и внесупружескую бойню. Груз и грусть ватной манеры писать без обиняков. Поэзия швов, зацеловавших моё покойное прошлое. Хотите ли опознать стиль?
— Молодой человек,— раздался каркающий голос.— Если вы решили себе прятаться тут от дождя, то мы закрываемся. Вы же видите, что уже не раннее время. Еси вам некуда податься, то что же я могу поделать? Иной раз в такую сырость задумаешься о вечном, вы меня понимаете?
За окном проехал автобус. В его стёклах отразились горящие над дверью заведения буквы — «ОВАДОР» — если читать с права на лево…
…Телега останавливается, но мы не попадаем никуда. Единственное разумное приобретение — рецепт. Полная толерантность к грязи и беспросветности. Я люблю тебя, вот и всё.
Скоро синтезируют бодягу, заменяющую что угодно. Спешу остаться Поэтом без доказательств. Едкая урония. Робкий сарказм. Ничего не говори, ну что можно на это сказать?…
Люблю и Я.
Я это омут Яви.
Тепло её Тепла.
Я пью и лью Тепло.
Узнаете Меня.
Я правлю из стены.
Уйду из тени в тень,
И — в СНЫ.
Я и люблю.
Меня уже немало.
С меня рука огня
Повисла и упала.
Тумана Дно на Мне.
Я шёл Туда Оттуда.
И здесь и Там Я Весь.
Я предлагаю ЧУДО.
Сошла дневная спесь.
Разбита, как посуда.
Разбавленная смесь.
Труда пустая Груда.
Я Темень. Я Навет.
Я слепо голодаю.
Мне Крест нашит на свет.
И Я об Этом знаю.
Горе Земли
Красного цвета
Море Воды
Ладан завета
Ветра петля
Голод рассвета
Гордость огня
Силы примета
Держит дорога
локон тревоги
что радостно тлеет…
Дождя не будет…
Кому нужна ночь?
Отстранённый от дел.
Я ищу тебя…
Оплывшее Солнце…
Это не выстрел…
Тайный родник.
Мой Океан.
Последний узор…
Ненавидящий взгляд…
Грязь родилaсь.
Я ищу тебя…
Клетчатым летом…
Смех в зеркала…
Всё потерял.
Сказка.
Узел развязан…
Лужи дымят…
Сонное тело.
Любовь наугад.
Шар катился
Восемь знаков
Дым клубился
Среди раков
Среди чучел
Среди птиц
Среди задниц
среди лиц
Пламя вышло
Погулять
Тлело дышло.
Стоя спать…
Сон горит
Кровать смеётся
Молний блеск
и горло рвётся
с треском
с плеском
среди маков
жар змеился
одинаков
Вечнозелёная Боль
Радуга чёрных событий
Неба бесплатная роль
Сумерки солнечных Нитей
Засох на корню
Заглох на дороге
Свалился в стерню
Заплакал о боге
Полезла трава
полезные ветки
стальные слова
железные предки
огонь не гниёт
огонь не утонет
огонь не умрёт
на солнечном троне
прогорклые мухи
продажные стулья
седые грехи
дерьмо внутри улья
упал в колею
пролился сквозь дыры
утоп во клею
ничтожного мира
прорубят проход
безглазые черви
пролезут сквозь рот —
последний и первый
под кожей колец
под копотью стен
под сажей сердец
классификация цен
как трупный нектар
как женская зависть
придёт Божий Дар
закрутиться завязь
нетронутый серп
непроданный Каин
непознанный герб
прожжённого рая
скрипят топоры
смыкаются цепи
живые миры
в запаянном склепе
к светилам ползут
под плевой роятся
сверкающий кнут
и бледное братство
в суровый июль
за ржавые спицы
под град трезвых пуль
в пустыне глазницы
Вселенский Потоп
разодранный вен
Ковчег или Горб
классификация цен.
Мир: Смера, Верть
Мир: Смерть, Вера
Вир: Сера, Мерть
Смир: Свера, Ерть
Мер: Свира, Сверть
Вирт: Ерть, Мера
Вер: Мирть, Свер
Наискосок
Лёг волосок
Иголка в стог
Тоска в глаза
Струиться ток
Змеиться срок
Кружиться страх
Лежит роса
Летит насквозь
Священный гвоздь
Кровавый гость
Сошёл с креста
Упала гроздь
Устала ждать
Сияет Мост
Вокруг перста.
А Одинокому идти недалёко…
ПОКОЙ ОН — ЛЮДИ ЕСТЬ
ПОКОЙ ОН — ЛЮДИ ЕСТЬ
ЛЮДИ ЕСТЬ ПОКОЙ — ОН, ЗЕМЛЯ ЛЮДИ ЕСТЬ… ЕСТЬ
Знания и мнения вселенских пружин
Вход в оцепенение обугленных спин
Выход за пределы безнадёжной души
Вход рождает Выход, это значит — дыши
В небе полно воды…
Капли и прoводы…
Будет для всех еды…
Нa крыше пагоды…
Испекутся золотистые поджаренные лица
вместе будем есть
Приглашённые безликие оплавленные толпы —
некуда присесть
Закручинилась слюна за зубами
Губы звали ВАКУР.
Если прольётся свет
Если проснётся тень
Если мне скажут, что я — один без многих…
Удушливые мысли о Страхе
Заблудились в железной рубахе
«Нет»,— скажи все те, кто остался храпеть.
Пустили Змея в окно
Пустили бабу в окоп
Пролили пот и слёзы на сколоченный сосновый гроб.
Живой Зад маячит, о
Морозный Мяч скачет, о
А как же иначе в дни Ужаса моего?
В руках урки
В усах мурки
Во сне трупа
На дне супа
В глазах грязи
во рту князя
в пизде Солнца
Мир, переставший бороться.
Лезет жужелица
Пугалу в рукав
Змеи целуются
Вьются стремглав
Ночью красною
в шелест соломы
несутся разные,
мраком весомые
мигом влекомые
ждут насекомые
шёпотом тают
тугие, знакомые
крылья сверкают
мчаться сирены
лица листают
боги Геенны
дым повалил
из-за вoрота
плиты могил
дёрнулись хохотом
лезет рассвет
стынут кузнечики
чучела бред
спят человечики
Сквозь тяжёлый асфальт,
сквозь презрительный мир
Сквозь приёмный покой
и сквозь плавленый сыр
Проникает сюда,
проникает опять
Память, чтобы идти
Память, чтоб устоять
В этот раз
Всё дано
Всё равно
Всё — ОДНО
Где-то рвёт провода
неподвластное мясо
Будет рваться вода
через призраки расы
Или чёрная кровь
или мнимое зло
Подключается в сеть
телефонных узлов
Переполнен стакан
неземной Океан
А прозрачные тени
просят крови из ран
Неизбежное Слово
прорывает картон
Всё на свете — есть Знак,
всё на свете — Закон.
БОГ
ГНОЙ
РАБ
ЧЕРТОГ
ЧЁРТ
ЯГ
СНЫ
ОН
ГРОБ
БУР
ЛАЗ
ГЛАЗ
ГРОМ
ТУР
ВЕЩЬ
СМЕРТЬ
СЕЧЬ
МОР
НИЗ
АЗ
ГОД
ВЗДОР
- 9 Слово сердца (лат.) Изменчиво и непостоянно.
THE END
© Кельт, 1996 г.